С бессовестными циниками и совестливыми идеалистами приходится сталкиваться довольно часто, и с ними все довольно ясно. Но в жизненной практике наблюдаются, как подмечает известный культуролог Михаил Эпштейн, более интересные и даже, на мой взгляд, более загадочные типы людей, как совестливый циник и бессовестный идеалист.
Первый – помимо того, что он — циник, и потому видит насквозь все мерзкие и подлые стороны жизни, да, к тому же, может сам пройтись по жизненным перипетиям с холодным и коварным расчетом, отличает эмоциональное сопровождение этого своего приземленного существования. То есть, он не только при этом осознает всю пагубность своих действий, но и с тоской и даже отвращением может смотреть на это свое осознание. Отсюда и его порывы порвать со всем этим, искренняя кратковременная вера, что он может это сделать, а также гордость за эту свою веру. К примеру, как иллюстрирует культуролог это качество циника, он не уйдет от этого в монастырь, но все же иногда, хоть на минуточку, будет верить, что вдруг возьмет да уйдет. Вот такого человека и называет культуролог совестливым циником.
Такого циника, по его мнению, еще отличает то, что у него есть пределы, которых он не переступит. И еще: «чем глубже он во все это зловоние погружается, тем сильнее что-то его оттуда выталкивает, и бывает, что к старости или на каком-то пределе сил как проявление высшей слабости — таки вытолкнет, поднимет над самим собой, и он при этом что-то такое вымолвит, выдохнет, просветлеет и умрет». Здесь невольно вспоминается Силантий из фильма «Угрюм река» с предсмертными словами: «Жил, будто не жил».
Что же касается бессовестного идеалиста, то его, как напоминает Михаил Эпштейн, отличает то, что он «свято верует в высшие принципы, и не только верует, но по ним живет и под них все подминает — и себя, и других». Главное для него, чтобы все имело правильную меру и шло, что называется, строго по прямой, как по туго натянутой струне. «Идеал, — как подчеркивает культуролог Михаил Эпштейн, — настолько его держит на высоте морального духа, что отчасти или даже вполне заменяет ему совесть».
При этом культуролог отмечает, что совесть — не просто тонкая вещь, которая то и дело рвется там, где тонко, она отличается состоянием «рвущейся тонкости».
Отсюда и следует, что в людях не только естественно присутствует стремление жить по совести, не только это нетленное и органичное состояние в человеке может работать против цинизма и растления, оно также, согласитесь, может работать и против идеализма, если он (идеализм), как отмечает автор этого типологического анализа, «лишен теплоты и сцепки с реальными, слабыми, страдающими людьми, если он слишком отвлечен и надменен в своей чистоте».
И затем стало неожиданностью, будто хлыстом ударило признание, что иногда этому культурологу кажется, что он недостаточно циник, и именно поэтому ему не хватает совести. Он при этом поясняет, что «совесть, конечно, не рождается из цинизма как такового, но «здоровый» цинизм, приближаясь к здравому смыслу, может выбить из человека тот идеализм, который мешает его душе вздохнуть в полной мере,
расслабиться, почувствовать правоту частностей, мелочей, безыдейных существований».
И внимание: только в подобном случае и таким образом цинизм, действуя, как «клин против клина», может освободить в душе человека то место, которое должно принадлежать совести. А сам по себе цинизм, как можем догадаться, так же бессовестен, как и лишённый теплоты чистый и отвлеченный идеализм, и поэтому, как обращает внимание культуролог, «вполне возможно превращение одного в другое прямо и непосредственно, минуя совесть».
И тут автор-культуролог приводит не совсем корректный и упрощённый пример того, как идеалисты-ленинцы стали сталинцами-циниками. И вообще он считает, что «советская история сделала как бы полный круг, начав с бессовестного идеалиста Ленина, пройдя через бессовестный цинизм Сталина и совестливый цинизм Хрущева, чтобы завершиться в совестливом идеализме Горбачева». Более того, по мнению Михаила Эпштейна, «поскольку сам советский строй был совместим с идеализмом, но не с совестливой его разновидностью, на Горбачеве он и закончился».
Правда, говорить об условности подобных обобщений позволяет допущение автора, что «может быть, идеализм и цинизм вообще суть только средства для совести оставаться живой, не довольствуясь ни
принципами, ни отсутствием таковых». Более того, добавим, что потому подобные качества взаимодействуют, противоборствуют в каждом человеке, чтобы пробуждать, расшевеливать в нем то состояние «рвущейся тонкости», чтобы,
как сам автор отмечает, иногда цинизм помогал совести выстоять против идеализма, а иногда идеализм отстаивал совесть против цинизма.
Некорректность типологического деления людей, основываясь на такой «рвущейся тонкости», особенно проявляется при отнесении Ленина и Гитлера к бессовестным идеалистам. И дело не просто в самом этом отнесении, что само по себе, в какой-то мере, не выглядит диссонансом. Некорректность и даже логическая невнятность проявляется в другом.
Сначала их обеих автор считает бессовестными идеалистами на основании того, что у них «цинизм всегда привходит в тактику политической борьбы» и для них «все средства хороши, если служат достижению высших целей». Но затем автор подчеркивает, что «однако нужно отличать этот тактический цинизм, а по сути, бессовестность от цинизма как жизненнойустановки», у которой, оказывается,
иная формула: «все цели хороши, если они увеличивают мои средства (мою власть, господство, наслаждение)».
Выходит, что бессовестные идеалисты, которые ведут себя, как циники, а заодно изображают стремление к высшим целям все-таки то ли менее циники, то ли более идеалисты, чем те, кто также цинично добываются просто денег, власти, господства, наслаждения. И главный вывод, что у одних здесь цинизм, как временная мера на долгом неверном пути к чему-то якобы идеальному, у других – жизненная установка. Хорошо, что
автор не дает прямых оценок их уровню цинизма и идеализма. Но дело в том, что сама постановка вопроса
противопоставления или даже выделения уровня бессовестности циников, так идущих к якобы светлой цели, и циников, просто зарабатывающих деньги, чудовищно неверная. Еще очень большой вопрос, при каком уровне практики цинизма и бессовестности можно говорить о том, что это временная мера или исходит от некой жизненной установки.
Ведь даже в целом сложно прогнозировать, каков ныне уровень цинизма в тех, кого причисляем к бессовестным идеалистам, к примеру, сколько его во многих религиозных деятелях, чья нацеленность на благие дела, чьи методы достижения своих идеалов порой уходят далеко за рамки, где еще может находиться душа человека в том состоянии «рвущейся тонкости». Уж не говоря о том, сколько цинизма у всех остальных, которые чуть ли не поголовно нацелены порвать глотку любому на пути к власти, богатству и роскоши. Даже сложно определиться, в ком больше присутствуют эти состояния совести и цинизма, у циничных уголовников в закрытых зонах или у людей, находящихся в зоне якобы всяческого стремления к общественному благу.
Понятно, что само деление на эти четыре типа – дело очень условное. Но оперировать ими, как, к примеру, типами людей по темпераменту, видимо, неверно, раз приводит к подобным неверным выводам. В каждой личности в этом плане наличия или отсутствия «рвущейся тонкости» все гораздо сложнее и многообразно закручено. И, видимо, каждый раз, условно отталкиваясь от этого сочетания цинизма и идеализма в человеке, необходимо вести индивидуальный и событийный анализ в нем состояния «рвущейся тонкости».
В этом плане обращает внимание поведение, казалось бы, одухотворенных верой молодых ребят, ставящих порой свои желания и потребности следовать атрибутам и традициям этой веры выше отношения к своим
близким. К примеру, даже тяжкое недомогание близкого человека, которому
необходимо его внимание, может не остановить молодого мусульманина от похода в пятницу на рузман. Как же характеризовать таких людей, бессовестными циниками или совестливыми идеалистами?
Или же другой пример. Нередки случаи, когда адвокат, нанятый частным лицом или призванный государством защищать права людей, ничего для этого не делает. Более того, судя по их (адвокатов) довольно устойчивому поведению, они даже считают, что люди должны им платить только за то, что он есть, за то, что их наличие психологически людей поддерживает. И это еще далеко не все.
Такие адвокаты, как правило, идут на соглашение с судьей. И они, или, выколачивая деньги из клиента, делают вид, что решают его проблему, или просто саботируют защиту клиента в угоду обвинению и судье. А ведь эти адвокаты и те же судьи – не звери какие-нибудь, они тоже могут одни кому-то реально уменьем своим помочь, другие — за так оправдать подсудимого. Как же охарактеризовать подобных людей, как в них измерить степень цинизма и идеализма в соотношении с совестью?
Или вот есть в интернете авторы, которые очень рьяно выступают в защиту практикующей ныне очевидно авторитарной власти, и весь их пыл направлен на то, чтобы зачморить тех, кто так или иначе выражает несогласие с тем, как правит эта власть. Для них очевидно, что подобные персоны — это выскочки
и авантюрные популисты, которых каждый порядочный человек должен всячески гнобить, кого замазывать ярлыками, а кого и мочить, где бы они не находились. Для подобных авторов все, кто, так или иначе, высовывается, выражает несогласие с тем, что делает власть и потому сложилось в обществе, — это изгои, которым не место в этом обществе и вообще на этой земле. Для таких авторов на одно лицо и экстремист, убитый в ходе спецоперации, и Навальный, активно выступающий против коррупции, и Шевченко наряду с дагестанскими журналистами и представителями правозащитного Мемориала критикующий массовую постановку правоохранителями на профучет всех, кто носит бороду.
И главное – для таких авторов очевидна их правота, иначе бы не изрыгали на своих противников столько негатива в грубой и беспардонной форме. И, более того, по большому счету ведь они преследуют благие цели, считают приоритетом для общества спокойствие и стабильность.
Так, к кому вообще причислить подобных представителей нашего общества – к идеалистам или циникам, и, тем более, как определить, в какую сторону их более тянет несомненно присутствующая в них та «рвущаяся тонкость» — к бессовестным идеалистам или совестливым циникам?
Очень сложно определиться с первым раскладом не только по отдельным публикациям, но и по отдельным поступкам, хотя определенное мнение на конкретный момент, конечно, не может не сложиться. И, согласитесь, практически невозможно определить, с каким больше знаком совесть
функционирует в душе подобных людей, куда их она и в какой период может потянуть — к бессовестным идеалистам или совестливым циникам.
Это все к тому, что надо быть очень осторожными при навешивании на людей ярлыков, которые якобы высвечивают содержимое их души. Как известно, человек может поступить цинично, предстать в какой-то момент своим словом или действием идеалистом, его совесть будет бесконечно разрывать между этими двумя крайностями.
Потому, если рассматривать конкретные слова и поступки, то, к примеру, Навальный у меня вызывает симпатию только потому, что он, хоть и не без огрех, но довольно грамотно показал, как заворовалась и забронзовела наша вертикально все более уходящая в высь власть.
Да, Навальный – это не идеалист-аскет советского розлива, хотя оголтелости, настырности в своем идеализме ему не занимать, в нем на каком-то этапе жизни проявлялись и черты националиста-циника, ныне в его поведении обозначаются и поступки, где отчетливо наблюдаются мотивы бессовестного идеалиста, которые он, возможно, усиливает в карьерных целях. Это взять хотя бы то, как Навальный, которого тьфу и растереть, как таракана, идет на власть, как таран, не показывая при этом ни тени страха и неуверенности.
Но проявлений цинизма, согласитесь, в этом антикоррупционном противостоянии больше на стороне власти, ведь почти ноль внимания на далеко не голословные обвинения, содержащиеся в расследованиях
ФБК. А также очевидно, что именно на стороне власти проклевываются и элементы якобы совестливого цинизма, ведь все-таки могли бы давно эту неугодную персону легко раздавить, высушить, прожевать и выплюнуть, но не делают это, а даже ведут себя очень даже умеренно. Взять хотя бы то, что пустили за рубеж на лечение, не обложили неподъемным штрафом в суде с Усмановым и, кстати, есть даже разговоры, что допустят к тому, чтобы постоять с Путиным во время выборов.
Возвращаясь в интернет-постам авторов, которым не дают покоя подобные неудобные люди, как Навальный, Шевченко, отмечу, что они так экспрессивно, оголтело выступают, по сути, против защиты прав граждан от государственного аппарата насилия. Допускаю, эти политики, эксперты, журналисты могут при этом преследовать и иные претенциозные цели карьерного и амбициозного плана. То есть, выходит, что копья у этих авторов ломятся с тем, чтобы уличить людей в защите прав граждан ради своего престижа. Во всяком случае, других причин никаких не приводится.
Если идти по этой же логике, то не могу не воспринимать эти насыщенные желчью интернет-посты, как антиправную деятельность, а если же следовать установившейся в нашей стране логике правоприменения, то те реализующие на практике профучетную деятельность правоохранители вполне могут этих авторов при определенных условиях привлечь за экстремистские проявления в их материалах.
Ведь судите сами, чем призван заниматься наш гарант Конституции – защищать наши права. Разве при этом он не думает о том, чтобы остаться хранителем наших прав на еще один срок? Чем же тогда по общей направленности и амбициозной устремленности отличаются притязания гражданина Навального
и гражданина Путина?
Видимо, проблема наша даже не столько в том, что кругом много уверенных в себе идиотов и мало, пусть и сомневающихся, но воспитанных людей. Беда, скорее, больше в том, что не имеем эффективных механизмов и соответственно — достаточных навыков, позволяющих соизмерять с правом весь этот круговорот «рвущейся тонкости», в той или иной мере впитанной населяющими нашу страну людьми, в том числе совестливыми циниками и бессовестными идеалистами.
