(Часть 4 служебных записок бывшего корреспондента газеты «Дагправда»).
Всех проблем не предупредишь
Что же делать рядовому работнику газеты, если в случае любого спора, конфликта с руководством, в самом коллективе этот вопрос можно отрегулировать только лизоблюдным и чуть ли не идолопоклонным способом?
Будучи в этом плане в ситуации, когда, по сути, если не приемлешь унизительных процедур лести и покаяния, то не к чему, кроме суда, апеллировать, старался как-то прогнозировать и нейтрализовать подобные конфликтные случаи.
К примеру, после перевода меня из отдела политики в правовой отдел заведующим этим отделом назначили молодого человека, с которым, находясь в одном кабинете, у меня сложились довольно хорошие взаимоотношения. Поняв после первой же правки им моего материала, что, наверняка, испорчу с ним отношения, и не только с ним, так как на тот момент он был в фаворе у руководства, решил ликвидировать причину того, почему вообще могла возникнуть проблема.
Мне предлагали попробовать вместе поработать и потом принять решение в ходе складывающейся ситуации с правкой. Но, видя, что нет в редакции эффективного коллегиального инструмента, позволяющего минимизировать спорные моменты между руководствующими и подчиненными работниками, сначала устно договорился, что материалы свои буду сдавать одному из замов главного редактора. А затем, когда через несколько месяцев почему-то сделали вид, что забыли про эту договоренность, а заодно вспомнили, что у меня, на самом деле, другой непосредственный начальник, написал заявление с просьбой о переводе меня в отдел экономики. Пошли навстречу — занялся доведением до граждан достижений реальной экономики и вроде сохранил нормальные взаимоотношения с коллегой.
Другой пример. В редакции то и дело случаются периоды более тщательного надзора за соблюдением трудовой дисциплины, связанной с использованием рабочего времени, то есть, где был, что делал, куда и зачем идешь. И, разумеется, каждый чувствует период, когда он под этот надзор по той или иной причине подпадает более основательно.
За мной такого особого контроля не было довольно долго, то есть, мне не приходилось отчитываться, что называется, за каждый рабочий час. Видимо, верили тому, что халтурить не буду, что занимаюсь тем, что указал в еженедельном плане, что имеется практика того, что, если иду по своим личным делам, то так и докладываю непосредственному начальнику или кому-нибудь их руководства. Но вот вдруг почему-то, видимо, вышел из доверия и нет-нет стали пристальней опекать мое рабочее время.
Однажды ближе к концу рабочего дня мне позвонили, что в адвокаты собираются для обсуждения одного громкого уголовного дела, само дело не назвали, указали только время и место.
Такое обсуждение случается крайне редко, потому обратился к оказавшемуся в это время рядом главреду с уведомлением-просьбой, что мне нужно бежать на это мероприятие. Пошли расспросы, куда, о чем именно там будут говорить. Когда выяснилось, что не знаю, о каком именно уголовном деле идет речь, мне было заявлено, что не следует идти на это мероприятие за счет служебного времени.
То есть, запахло подозрением, что иду несовсем туда, о чем говорю. Иначе ведь зачем делать такое обобщение.
Раз пошла такая жесткая опека, когда иду по делу, имеющему непосредственное отношение к работе в правовом отделе, то надо как-то и в какой-то мере себя обезопасить от конфликтных ситуаций по подобным поводам. Ведь мне говорят, что туда ни-ни за счет рабочего времени, не смотря на то, что это можно легко проверить и сразу, позвонив адвокатам, и позже, проверив диктофонную запись.
Вот в итоге и написал заявление о переводе меня на полставки, то есть, купил немного свободного времени и заодно минимизировал возможность дисциплинарных нарушений и нареканий. Сделал это не потому, что у меня есть другие источники дохода, их нет, а с целью заниматься любимым делом, уменьшая унизительную опеку и надеясь, что найду иную возможность дополнительного заработка.
Все эти подробности к тому, что при полном отсутствии возможности попытаться в рабочем порядке на коллегиальном уровне отрегулировать свои служебные затруднения и предложения, приходится прибегать вот к таким радикальным мерам, чтоб сохранить нервы и все прочее. И надо отметить, что меры эти далеки от универсальности, замучаешься так предупреждать проблемы. Естественно и логично, согласитесь, решать их по мере поступления. И для этого в каждом коллективе необходим механизм их минимизации и амортизации.
Неучастие в культпоходе, как оскорбление
Как известно, многие начальники свято верят в то, что, если они платят зарплату, то могут требовать с подчинённого по полной программе. Ведь, когда бы ни сказал и что бы ни сказал начальник по любому поводу, это, как правило, должно быть исполнено. В противном случае это воспринимается не иначе как неуважение к тому, кто денно и ношно заботиться о Вашем материальном благе. Не могу утверждать, что наш главред вел себя все время именно так. Но в то же время не могу не отметить, как пример, природу вынесенного мне и еще пятерным коллегам 16 июля 2015 года замечания.
Мне как-то представили для росписи список журналистов газеты, которых таким образом обязывали посетить в зале русского драмтеатра презентацию мультимедийной книги Рамазана Абдулатипова.
Не вникая в природу этой обязаловки, сделал роспись против своей фамилии. И к назначенному времени направился на это мероприятие. По пути попал в пробку и опоздал буквально на пять-десять минут. На площадке перед театром стояла толпа людей, которые тоже немного опоздали и которых тоже уже не запускают вовнутрь стоящие у дверей полицейские.
Вижу в кругу своих, видимо, приятелей или коллег стоит советник главы республики Деньга Халидов, с которым лично знаком. Даже после его вмешательства, после его убедительной просьбы со ссылкой на свою должность меня на мероприятие не пропустили, сказали, что мест уже нет, хотя, кстати, у меня на руках было специальное приглашение.
На следующий день главный редактор берет с меня и еще пятерых коллег объяснения и объявляет всем приказом № 31/9 К от 16 июля 2015 года дисциплинарное замечание за неисполнение должностных обязанностей.
Прежде всего, считаю это взыскание крайне несправедливым, так как мое опоздание и такой стихийный пропускной режим на мероприятие никак не возможно квалифицировать, как неуважение к главному редактору. Ведь именно этим Бурлият Токболатова на словах объясняла категоричную решимость так взыскательно отметить тех, кто не видел презентацию книги главы республики.
И все же раз главред здесь видит неуважение к себе и характеризует это, как неисполнение работниками своих должностных обязанностей, из почтения к руководителю лично я готов был это замечание условно отнести в разряд справедливого возмездия за нерасторопность в посещении презентации мультимедийной книги.
Но, согласитесь, справедливость для наемного работника в данном случае, куда ни крути, по значимости второстепенна по отношению к закону и порядку, ведь замечание приближает его к увольнению. И в этом плане в период вынесения этого взыскания был нацелен непременно обжаловать его в судебном порядке. Но тут между мной и главредом произошел невольный торг.
Бурлият Токболатова решилась опубликовать очень важный для меня и довольно острый сам по себе материал с символичным, в какой-то мере, заголовком — «Торг на уровне произвола», где говориться о том, как такой торг ведет администрация города Дербента по отношению к выселяющей ею их ветхого жилья русскоязычной семье Серебряковых. Поэтому решил не выпячивать судебно это очень сомнительное неисполнение мной должностной обязанности, заключающейся в не совершении, пусть и такого своеобразного, но все же культпохода в театр.
Правда, надо отметить, позже «Дагправда» без всякого комментария напечатала обнуливающий все прежние свои публикации ответ от городской администрации Дербента. Такого содержания ответов – отписок от этой администрации у семьи Серебряковых накопилась огромная кипа, и о них, об их природе газета подробно говорила в одном из своих публикаций. И все же, когда одну из них почти слово в слово (видимо, в администрации имеется дежурный файл с таким текстом) без всякого комментария напечатала и газета, которая трижды выступала в защиту интересов этой семьи, то вполне объяснимо то, что одна их героинь этой истории восприняла это, как предательство их интересов. Вот и прозвучала в итоге эта публикация, как финальная расстрельная точка мучениям этой семьи.
Поэтому, если бы не пропущенные сроки обжалования, вполне мог бы себе позволить судебно ликвидировать это замечание. Но что это изменит, ведь при такой атмосфере безапелляционности слов и действий главного редактора, можно организовать сколько угодно докладных и вынести массу вполне укомплектованных элементами законности взысканий.
Стриптиз уязвленного самолюбия
Сама Бурлият Токболатова публично признавала, что порой дает волю эмоциям. Да, она и отходит довольно быстро. Это совсем не тот человек, который источает зло. Но ведь случаются перегибы, строгости, которые не воспринимаются справедливыми и законными.
Именно потому пытались достучаться через профком. И, выходит, чуть ли не на засыпку предлагали: задействуйте редколлегию или иной инструмент, который позволит всему руководству, не только главреду в каких-то случаях признавать ошибки, не теряя лица. Убеждали, что такие поступки украшают человека, они больше присущи людям с широкой душой и сильным духом.
Даже говорилось так: не надо руководству бояться прецедентов того, что ныне относят к проявлениям излишнего либерализма. Ведь, согласитесь, при здравом применении коллегиальных форм работы не только не становится меньше дисциплины, но и растет в геометрической прогрессии уважение к тому, кто без лишней истеричной суеты мотивированно делает замечание или обходится предупреждением, объясняет негативные последствия каких-то необдуманных поступков или просто назидательно просит обходиться без каких-либо действий, мешающих работе.
Но все наши подобного рода потуги были направлены и на то, что авось дойдет, а также на то, чтобы в ином случае развеять свои иллюзии и еще раз убедиться в отсутствии перспектив у этого издания измениться. То есть, стать более читабельной за счет хороших текстов, информативности, близости к тому, чем живет население республики.
При этом, разумеется, осознаем, что почти все упирается в благоволение учредителя, но все же видим, что от позиции главреда тоже кое-что зависит. А еще при даже очевидном консерватизме в этом плане руководства хотелось убедиться, насколько ли обнулено мнение коллектива газеты, большинство из которых носят гордое хотя бы по сравнению с чиновниками имя журналиста.
В связи с этим хотелось бы обратить внимание на то, что и во мне, как, видимо, во многих людях примеры нелогичного поведения начальников по отношению к своим подчиненным не рождают ни смеха, ни удивления, ни тем более ненависти, злобы, брезгливости к нему, стыда за него, воспринимаю все подобное спокойно, почти равнодушно.
К примеру, прочитал рассказ о том, что требует начальник от работника купить ему билет непременно на СВ-вагон и возмущается тому, что таких билетов нет, требует подсуетиться и немедленно найти билет. Во мне ни один нерв не вздрогнул. Видимо, здесь, на самом деле, срабатывает принцип, кто в армии служил, тот в цирке не смеётся. То есть, работа в «Дагправде» тоже налагает на работников некий отпечаток замуштрованности, забитости и подведенности под одну гребенку.
Но можно возразить, что все же во мне, откуда ни возьмись, что-то протестное всколыхнулось, когда столкнулся с ситуацией, что главный редактор категорично и властно отказала опубликовать один из дежурных материалов.
Да, зацепило, вздрогнул слегка нерв недовольства из-за того, что так тупо без объяснений отвергли не материал с жесткой критикой кого-либо, а рядовое интервью с чиновником. А далее, к сожалению, меня только забавляло то, что Бурлият Токболатова категорически несколько раз отказалась объяснять, почему этот материал не может быть опубликован, а также то, что игнорировала все попытки дальнейшего моего апеллирования к логике этого отказа, к здравому смыслу этого запрета. Еще более раззадоривало, усиливало мое желание дойти в этом деле до некоего морально-эмоционального конца то, что со мной обращаются, как со скотом, без логики в разговоре, то, что порой меня не видят вообще, рассматривают как пустое место, которому ничего объяснять не нужно.
Особенно впечатлило, что мое заявление с просьбой удостоит меня внимания редколлегии вызвало у главреда чуть ли не истерику недовольства, а члены редколлегии смотрели на меня с удивлением. Они, на мой взгляд, не знали, как воспринять мое прецедентное для них заявление главреду, а также мое нелепое желание получить отказ от редколлегии. Мне даже показалось, что они смотрят на меня, то ли, как на юродивого, которому кажется, что ему все сойдет с рук, то ли, как на смертника, который не понимает, что кончит элементарно — увольнением.
Более того, попахивало цинизмом то, что своими действиями, обращениями в редколлегию, профком, по сути, апеллировал на мизерную для руководства уступку для якобы сохранения моего лица, моего уважения к себе. А встречая каждый раз вполне ожидаемую реакцию, сопротивление, направленное на то, чтобы, как, видимо, полагали, еще более обнулить меня, как человека, гражданина, журналиста, меня это все более толкало пройти этот путь до конца.
Очевидно было, что такого прецедента обсуждения недовольства журналиста на редколлегии никогда не будет. Но задача была выжать из этой ситуации все, что можно было. Важно было показать, что такое состояние дел, такие полурабские отношения — это не только прихоть главреда, а больше внутреннее состояние большинства членов коллектива, в том числе и мое, раз там столько проработал, пытаясь играть по этим диктуемым почти диктаторским правилам всеобщего послушания
Я и так ходил по редакции убогой тенью, юродивым шутом, шабесгоем-либерастом, как якобы в шутку назвал меня один из коллег.
Понятно, что когда наступает предел терпению, надо спокойно уволиться. Для меня этот предел всегда наступал, как только со стороны начальника проявлялось, в какой бы то ни было форме, неуважение. И, кстати, как правило, это происходило публично, так как, в конечном счете, вольно или невольно такое отношение было показушным, чтобы другим неповадно было.
И в итоге несколько раз уходил с работы в никуда. Ни зарплата, ни перспективы в карьере, ни некая статусность в обществе, которая придает должность, роли в таких случаях, разумеется, не играли. Ныне при развитом рынке с интернетом с этим, согласитесь, вообще проблем никаких. И все же ныне долго продержался, несмотря на то, что впервые столкнулся со стороны главреда с неуважением в степени пренебрежения. Неужели здесь сказываются темпы старения.
Видимо, да, это все-таки сказалось. Но как только чаша терпения переполнилась, старость, как рукой сняло. И так отношение к происходящему в газете было больше, как к тренингу, как к полевым испытаниям. А, тем на менее, продолжал работать сначала потому, что особые условия обещались, затем потому, что просто в другие газеты не хотел переходить, ритм работы все же устраивал. И при этом единственное, что предпринимал – создавал себе условия, при которых уволить, что называется, выжать, выкинуть меня будет чуточку сложнее.
Но позже, когда, на мой взгляд, в газете все повылазило, решил понаблюдать этот процесс, как можно дольше. Тем более что наблюдал не один, было еще несколько человек, которым не нравились барские замашки нашего главреда. Кстати, главреда в этой газете правильнее, точнее будет назвать администратором или надзирателем.
А Бурлият Токболатова тем временем, на наш взгляд, совершала ошибку за ошибкой. Мы, конечно, могли безучастно наблюдать и, как сказал Наполеон, не мешать человеку, уже ставшим нашим оппонентом, совершать эти ошибки. Но заняли другую позицию, в рамках коллектива через профком пытались указать на эти упущения, надеялись, что осознает человек, изменить отношение ко все большему упрощению своих функций главреда, нанося тем самим очевидный вред делу, которым занимается. Она нас не услышала.
Давайте в следующей части нашего разговора попытаемся понять, почему Бурлият Токболатова имеет в работе такое целеполагание, что, к примеру, далеко не все усилия направляла на то, чтобы выходила интересная и грамотно сделанная газета.
Шарапудин Магомедов
. Всех проблем не предупредишьЧто же делать рядовому работнику газеты, если в случае люб){kind=link}